Система Добровольной Сертификации «Интеллектуальная собственность и сервис»

Кокшенева Капитолина Антоновна (Доктор филологических наук, кандидат искусствоведческих наук, критик. Руководитель центра государственной культурной политики Института культурного и природного наследия имени Д.С.Лихачева, Москва)

"О специфике современного культурного конфликта"

Культурные процессы, происходящие в нашей стране в последние десятилетия, редко попадали в смысловое поле глубокого аналитического интереса, поскольку представления о модернизации российского общества опирались исключительно на экономические и политические модели. Однако мы видим, что вопросы религиозной и культурной идентичности требуют к себе уже отнюдь не теоретического внимания и не относятся  к абстрактным темам для интеллектуальных упражнений: они стоят сегодня в реальной повестке дня. Вся ситуация на Украине – это и наш, русский урок.

Война начинается в голове, война сначала готовится в культурном пространстве, которое моделирует те или иные идеи: травмированности, например, украинцами, советской историей, как и всякой другой, совместной с Россией; культурного избранничества и мессианства, европоцентризма, удревления собственной истории, этнизация истории; но в культурном же пространстве происходит выработка символов, знаковых мероприятий и акций, с использованием форм современного искусства (И.Б.Орлова., А.С.Панарин).

Все народы России были включены в конце XX века в опыт переживания серьезных исторических и культурных трансформаций. Резко оборвался опыт советского культурного универсума с его ценностями братства народов, выдвижением на первый план героического характера исистемою человеческих ценностей: все люди – братья, все хотят мира и мирной жизни, все хотят «равных» и вполне умеренных материальных благ. Не будем уничижать советскую культуру и полагать ее исключительно примитивной – это было бы и неверно, и некорректно.

Внутрисоветской культуры медленно создавался русский культурный плодородный слой, представленный «деревенским» направленим в литературе, почвенничеством в философии, публицистике, в кино, музыке, изобразительном искусстве.

Однако в постсоветское время произошли заметные изменения в культурном пространстве: глобализация с ее ценностями мультикультурализма, эгоизма, управляемой толерантности коснулась буквально всех. И глобализму неизбежно была противопоставлена самость, этничность культур, иногда в предельно-агрессивных формах. Но параллельно оформлялся и более глубокий процесс: когда этничности культур придавались более объемные цивилизационные черты. На постсоветскомпространстве возникают такие понятия как «русская цивилизация», «украинская цивилизация», «казахская цивилизация» и другие.  Этнизация культур на просторах постсоветских стала как источником силы, так и источником слабости – конфликтов, которые до сих пор не исчерпаны и готовы вновь и вновь разгораться.

Совершенно логично, что национальное стало претендовать на центральное место как во многих постсоветских культурах, так и внутри России, в национальных культурах народов, живущих в ней. И если для народов России вектор этно-культурного развития все эти годы (после 1991-го) был определяющим и совпадал с мировым трендом (поддерживать «малое»), –  то с русским народом вопрос вообще ставился иначе, потому как в глазах «цивилизованного сообщества» русские были  «отсталыми» и эта «отсталость» объяснялась уже не советскими ограничениями,  а будто бы сущностью самой России и русских как нации-народа (Н.Козин).

Такие «отсталые» и такие большие: огромные территории, огромные природные ресурсы, огромный коллективистский потенциал, усиленный православной церковностью, традиции государственности,  великая культура!  Как тут не озаботиться умалением большого и стратегическим его разрушением?

Все реформы в нашей стране были проведены на той ценностной платформе, которая была русским чужда. И этот исторический парадокс непонятным для «западного ума» образом русские почему-то выдержали. «Умом Россию не понять».

Нормы жизни и чужие стандарты потребления, обрушившиеся на русского человека в конце XX века, существенно сдвинули собственный наш культурный центр тяжести. В сознание русского человека был внедрены «невозможные потребности», «невероятные желания» для реализации которых не было никакой реальной экономической базы. Сам факт стремительного разрушения всех хозяйственных механизмов советской эпохи свидетельствовал о том, что все же первичны именно смыслы культуры, а не экономики. Однако родные смыслы, которые только-только в 80-е годы прошлого века начинали восстанавливаться в полном объеме (без исключения имен и эпох), были вновь нагло вытеснены в маргинальную область: русский человек не успевал «остывать» от удивления и шока – борьба против русской культуры была агрессивной, наглой и хорошо финансируемой. Русских вновь стали ссорить с собственной историей, с собственной национальной сущностью и культурой, а реформы проводить на базе конфликта. Только преднамеренно не желая реформам успеха можно было так действовать. Такие реформы не должны были быть успешными, – именно поэтому произошли чудовищные социальные расслоения,  взлом базовых ценностей, а также фундаментальных «институтов идентичности»: идентичности цивилизационной (Россия – «отсталая», русские – нецивилизованные, «носители рабской психологии»); исторической (русские – тоталитаристы, «несправедливо владеющие самой большой территорией», превращенной ими в «империю зла»); культурной (отказ от культурной нормы и табу  ради ложно понимаемой свободы и активное заполнение западными культурными формами ежедневного пространства – от кино до всевозможных ток-шоу). Эти информационно-маркированные «определения» оказали самое негативное воздействие на современного русского человека, и никакая иная область не отразила это больше культуры.

С одной стороны, мы по-прежнему опираемся на культуру классическую, которая обеспечивает культурное единство нации, а с другой стороны – мы все чаще и чаще подвергаемся агрессии новейшей культуры, изменяющий до неузнаваемости само представление о культуре.

Мы знаем, что культура всегда связана с системой табу и ограничений, с другой стороны мы видим, что именно любым табу и нормам объявлена откровенная и беспощадная война. Культурный мусор завалил ценное; подлинное и подделка поменялись местами; нет авторитетного мнения, но есть куча экспертных мнений, поддерживающих всеми силами ситуацию не культурной вертикали, но культурной горизонтали, где все всему и всегда равны: Пушкин – Пригову, Карл Маркс – Данилевскому, Паваротти – Баскову. Признаки культурной войны 90-х годов XX века

1. Борьба с нормой и табу. Уничтожение культурных фильтров, которые обеспечивала традиция.
2. Борьба с ценностной системой, с иерархической пирамидой, где есть верх и низ, вершина и подполье.
3. Внедрение квир-культуры (квир – другой, гомосексуальный), внедрение через культурные образы гендерной проблематики (взгляда на пол человека как категорию не биологическую, а социальную).
4. Патологическая ненависть к единству (к классике и классическому образцу) 
5. Активизация антихристианских тенденций. Антихристианство не просто открыто о себе заявляет, но рассматривает адекватный ответ со стороны христиан как агрессию и недопустимое антиобщественное поведение. Т.е. антихристианство и антихристианская культура требуют себе РАВНЫХ ПРАВ с христианством и всей историей его культуры. Двухтысячелетняя история христианской культуры должна потесниться, чтобы дать «достойное» (!) место  новейшей антихристианской культуре. «Достойное» – значит не просто рядом, а внутри общей культурной ойкумены!
6. Вместо собственной традиции понимания классики, нам предлагают глобальную транскультурность ее прочтения, которое превращает реальность художественного национального мира классики в универсальный симулякр  для «творческого самовыражения». 

Однако, основная тенденция современной культурной войны заключается в следующем. Индивидуализация на основе глобализации – вот главный смысловой и ценностный стержень, на который нанизывается все остальное. Но какова же организующая их структура? В этой структуре есть глобальное (открытое общество; общечеловеческие ценности, еврорпеизм как культурный и цивилизационный идеал, концепции глобального гражданства, глобальной духовности, декларации толерантности и прав человека, декларации гендерной идентичности) и есть локальное (индивидуальная свобода творчества, местный фольклор), но вот центральное звено было полностью разрушено и изъято.  Это – национально-государственная сфера (в культуре, образовании, праве, экономике; это освобождение элит от контроля национальных государств и такое же освобождение культур от собственных культурных традиций). Функции государства сведены к услугам, функции культуры тоже сведены к услугам. Ретрансляторами такой схемы (и коммуникаторами с обществом одновременно)  являются всевозможные инновационные центры (в культуре – это «новый европейский театр», «новая драма», актуальное искусство, инновационные формы искусства – через центры современного искусства). В России изъять, скомпрометировать и уничтожить  центральное национально-цивилизационное самобытное государственное звено было легче всего под видом борьбы с тоталитаризмом, авторитарностью и совком (личностный уровень).

Естественно, что культура тут просто потрясающее поле: на нем сегодня можно всё, что нельзя в иных пространствах. Европейцы начали, а наши новаторы с удовольствием продолжили создавать искусство, которое исходит из идеи ущербности: ущербности человека, ущербности Бога, ущербности национальной истории и сознания. Так, для кумира нового времени Ницше – человек – это всего лишь попытка Бога, Который к тому же умер. Русская мысль видела иное: Человек становится человеком на основе своего биологического совершенства, а не своей «ущербности». Отсюда вытекают, как минимум, два важнейших следствия.

Во-первых, человек создает мир культуры, свой собственно человеческий мир, не в силу внешней необходимости, как «убежище» от враждебной природы. Он создает этот мир свободно, создает культуру как мир, в котором он может реализовать тот потенциал, который еще не был реализован на пути чисто природного, биологического развития. «От избытка сердца говорят уста», от избытка духовных возможностей человека творится культура. Творится, повторим еще раз, свободно (Н.П.Ильин)

Во-вторых, в подлинной культуре продолжается (но уже в новом качестве сознательного, личностного развития) тот процесс, первый этап которого лежит в природе. К природе не надо «возвращаться» - надо только сознательно продолжать дело, начатое уже в природе. Продолжать потому, что «вполне совершенное с точки зрения природы еще далеко не является вполне совершенным с точки зрения человека» (н.П.Ильин). Природа не есть предел для человека. Это принципиально иное понимание человека. Поразительно, но борцы за права меньшинств и новой культуры совершенно искажают и представление о природе человека и представление о культуре. Наши представления о человеке опираются на идею совершенства – подобие Образу Божию.

Да сегодняшний мир  мало привлекателен. Отвернуться от этого мира, уйти в реальность искусства – легкий путь, опасности которого нам еще предстоит обдумать до конца. Создать свой личный мир и запереться в своей крепости – это как раз западный путь. Наш удел нынешний – все же борьба за свою цивилизационную самобытность..

 «Искусство есть такая же потребность для человека, как есть и пить, – утверждал Достоевский. Потребность красоты... неразлучна с человеком, и без нее человек, может быть, не захотел бы жить на свете». «Прекраснейшие вещи, вполне возможно, существуют на Юпитере, но мы ничего о них не знаем, и потребность в этих вещах разлучена с человеком» (Н.И.Калягин). Мы не способны нуждаться в том, чего нет в нашем внутреннем опыте. Значит, если мы не создадим условия для того, чтобы этот внутренний опыт появился в наших детях – то мы проиграем окончательно. Наша главная задача сделать культуру христианской, но  современной; современной, но совершенной; совершенной и умной, совершенной и совестливой.